Например, самоубедиться в том, что Алиса все-таки была слабейшим звеном игры. Что-то не вытянула, что-то не сумела, не попала в канон, да и вообще к черту какая из меня Алиса...
Персонаж, который у меня вызывал в игре скорее восхищение и сочувствие, чем неприязнь или жалость, как у большинства. Сильная-слабая-женщина. И вообще очень-очень Женщина. Изрядно похожа на Ивенну хотя бы тем, что ее отчаяние и загнанность в угол - это отчаяние зверя, бьющегося до последнего, и поступать с ней плохо - опасно, потому что есть в ней женщина-возмездие.
И я не могу разделять ее с Элис на две разные личности. Вот не могу. Даже если убрать из Элис элемент проклятья, она все равно есть - как алисины боль, отчаяние, страх и злость, переплавленные в гнев и силу. Как то, что она выставляет, как щит, чтобы пережить самое худшее.
Алиса в моем восприятии такой человек, кажется, который зеркально возвращает окружающим их отношение и поступки. И за жестокость, равнодушие, пренебрежение... воздает. Не только сама за себя. Это в ней самой, не только в Элис и проклятии...
И чем больше я об этом всем думаю, тем больше не уверена, что у моей Алисы есть шансы выжить на третьей игре. Что кто-то сможет в ней разбудить ощущение, что не все еще кончено после смерти друзей. Что выйдет вот то самое, которое было для меня почти девизом всего восприятия "Цены свободы" - "Понимаешь, любая сказка, она всегда о любви, даже если кажется, что о смерти". Что не та концовка, которая... с огнем будет лучшей.
А еще пусть здесь будут стихи и песенки, что ли. Традиция почти - вешать их после игр...
Вот про это Лася внезапно сказала, что это Алиса/Джон, и почему бы нет.
А это просто так, от себя.
Где-то внутри не гаснет, множится с каждым часом
К этой незримой казни горькая сопричастность.
В дикой, безумной пляске вечно седой разлуки
Выкрикнуть по-пилатски:
— Я умываю руки!
...Странными чужаками годы стоят у входа...
Я умываю память. Это моя свобода!..
Господи, это я ли рвусь за метелью следом?
Бред обернулся явью, явь оказалась бредом.
Сгорбленная дорога хрипло кричит, натужно…
Крови на мне немного, что же еще вам?..
Ну и Лемерта до кучи***
Правь меня, режь меня, тонок нож твой, рука тверда,
не люби меня, не жалей меня, моя радость, моя беда,
так последний патрон в висок, не догонишь, не обойдешь,
так распахнуты ребра мои, принимая нож.
Моя радость, держи меня, нажимай сильней,
если это любовь, то я раньше ничего не знала о ней.
***
Возьми меня в дочери,
Возьми меня в сестры,
Возьми меня в матери,
А в жены не надо.
Веди меня к солнцу,
Держи мою руку,
Глаза открывай мне,
А больше не надо.
***
спрячься, зализывай раны, зубы ощерь,
раны проходят – а значит, пройдут и эти.
кто не спускался во тьму подземных пещер,
тот ничего не знает о свете.
***
Не отдам тебя ни зимнему холоду, ни чумному ветру,
не отдам тебя ни черному рву, ни ночному гостю.
Господи, какие между нами чертовы километры,
что влетают мне в позвоночник, как горячие гвозди.
Господи, какие между нами чертовы тучи
Обманутых ожиданий, нарушенных обещаний.
Только смерть позади лежит – и кто сможет лучше
верить, любить, тянуть из песков зыбучих,
чем тот, кто прошел насквозь через ад песчаный?
***
Шрам на левом запястье горит, открывается, жжет.
И кто скажет про нас «любовники», тот солжет,
ибо это страшнее страсти и больше любви,
это жуткое братство замешано на крови,
на текучей влаге, хлещущей из груди,
на огромной смерти, лежащей у нас позади,
ибо те, кто убил друг друга, ближе друзей,
прорастает кожа в кожу и тает в ней,
потому сейчас тяжело и понятно молчим.
два горячих нутра, смешавшись, станут одним.
***
Возьми мое тело, лечи мою душу целительным лезвием, острой прохладой.
Возьми меня в дочери,
Возьми меня в сестры,
Возьми меня в матери,
А в жены не надо.
***
…и отныне никто мне не страшен,
и даже я себе не страшна,
ветер начинается во степи, слышен крик грачиный,
не боюсь ни клинка, ни яда, ни мертвечины,
ибо я прошла через смерть и стою одна,
ибо ныне я больше, чем женщина и мужчина.
Я была расколота – ныне стала цела,
тонкий нож продлевает линии на ладони,
ветер громче становится, плачет, кружится, стонет,
поднимаются в небе серой волной вороны,
и отныне я – это я,
и дороги мои студены,
но идя долиною смертной тени не убоюсь зла.
А вообще это традиционный отходняк от перехода от уюта и кучи прекрасных людей к рабочим будням, да. Так всегда бывает, только "цепляется" за разное.