28.08.2015 в 18:07
Пишет ~Пересвет:немного внезапного стихотворного про Дженни.
...как уснет этот дом, весь измучен плохими снами, когда хлопнет, закрывшись, последняя дверь в темноте, она встанет с постели и выйдет под взорами камер в свою память, потертую, горькую, злую - к тебе.
Она спросит: зачем? И заплачет: ну как же так вышло? Почему на двери пахнут старым железом замки? Почему в детской комнате стопками - яркие книжки, а под ними - застывшая кровь и цветные мелки?
Ночью камер глазки воспаленные светят, ночью капает воск на ковер с маслянистой свечи; кто-то в комнатах вскрикнул - и голос с издевкой ответил: "Не услышат, но хочешь - конечно, кричи".
Она встретит кого-то - в слезах или праведно злого - успокоит смиренным: "Нет толку ворчать в пустоту. Чаю хочешь? На кухне все, знаешь, готово... Только света нет - ночь. Но не бойся, я свечи зажгу".
Она любит момент, когда чиркает тонкая спичка, и от света становится больно уставшим глазам, но зато отступает, шипит и кукожится, хнычет бесконечная, жадная, злая кусачая тьма.
Закипает вода, пахнет - мята, ромашка, лимоны; они сядут теснее, и к камере - только спиной. Ночью тихие эти под чай с пирогом разговоры - не для камер. "Ты знаешь, так хочется просто... домой".
Ночь закончится жалким, сереющим в щелях рассветом. Догорит в луже воска последний истлевший фитиль. Небо серое... серое... в три двадцать две как-то летом они вышли из дома и за руки шли восемь миль... Не спешили, брели, и над лесом вставало солнце, у реки их встречал - как сметана! - густой туман...
"Что с тобой?"
"Ничего. Ничего, задремала просто..."
"Что приснилось?"
"Куда-то я шла... Одна".
URL записи...как уснет этот дом, весь измучен плохими снами, когда хлопнет, закрывшись, последняя дверь в темноте, она встанет с постели и выйдет под взорами камер в свою память, потертую, горькую, злую - к тебе.
Она спросит: зачем? И заплачет: ну как же так вышло? Почему на двери пахнут старым железом замки? Почему в детской комнате стопками - яркие книжки, а под ними - застывшая кровь и цветные мелки?
Ночью камер глазки воспаленные светят, ночью капает воск на ковер с маслянистой свечи; кто-то в комнатах вскрикнул - и голос с издевкой ответил: "Не услышат, но хочешь - конечно, кричи".
Она встретит кого-то - в слезах или праведно злого - успокоит смиренным: "Нет толку ворчать в пустоту. Чаю хочешь? На кухне все, знаешь, готово... Только света нет - ночь. Но не бойся, я свечи зажгу".
Она любит момент, когда чиркает тонкая спичка, и от света становится больно уставшим глазам, но зато отступает, шипит и кукожится, хнычет бесконечная, жадная, злая кусачая тьма.
Закипает вода, пахнет - мята, ромашка, лимоны; они сядут теснее, и к камере - только спиной. Ночью тихие эти под чай с пирогом разговоры - не для камер. "Ты знаешь, так хочется просто... домой".
Ночь закончится жалким, сереющим в щелях рассветом. Догорит в луже воска последний истлевший фитиль. Небо серое... серое... в три двадцать две как-то летом они вышли из дома и за руки шли восемь миль... Не спешили, брели, и над лесом вставало солнце, у реки их встречал - как сметана! - густой туман...
"Что с тобой?"
"Ничего. Ничего, задремала просто..."
"Что приснилось?"
"Куда-то я шла... Одна".